Андрей Жуков
В СЧЕТ ВЕЧНОСТИ
Иллюстрации Юлии Ивановой
|
|
|
Одна из моих самых любимых рыбацких баек о том, как образовывали рыболовецкий колхоз на нашем берегу. Рассказьшал мне ее старик, который и в девяносто лет по-русски говорил хуже чем по-шведски, а обоим этим языкам предпочитал родной финский. По его словам дело было так: в финскую компанию 1939 года советские войска в первые декабрьские дни ходом прошли до линии Манергейма и встали перед ней на те проклятые зимние месяцы. и наш город, бывший Териоки, они заняли на второй день, от границы его отделяли 20 километров. Все жители успели уйти, улицы были пусты, дома цeлы, никто и нигде сопротивление не оказывал, надеясь на основательность укреплений вдоль первой полосы линии в восьми километрах за городом. Стояли ранние, но уже лютые холода, мороз забирал все круче и море успело замерзнуть. В ту пору рыбаки ходили зимой ставить сети на лошадях, причем удалялись от берега на десятки километров, так что берег теряли из виду , и по нескольку дней промышляли на льду , не возвращаясь кaждый вечер домой, а ночуя и согреваясь в маленьком домике, установленном на санях. И надо же было такому случиться, что в ту пору три рыбака ушли на такой промысел как раз за день до первого выстрела. Вернулись они к берегу , а на нем уже Советская власть. Встретила их с pacпрoстepтыми объятиями. Мужики ничего не понимают , а им объясняют, что они единственные добровольно присоединившиеся к Союзу, что уже не первый день живут при новом строе и главное, что от них требуется, это организоваться в колхоз со своими сетями, санями и уже пойманной рыбой, которую сдавать государству. Сопротивляться бьшо бесполезно... Море не может принадлежать одному человеку или группе лиц, потому что море не послушно. Сегодня оно взбудоражено, завтра спокойно. Кто может с ним управиться? До перестройки власть считала, что легче управиться с людьми которые кормятся морем. Для тех, кто хочет знать как жили рыбаки при Советской власти следующие страницы. Кроме любительского лова было установлено, что всякий промысел рыбы на нашей акватории должен вести только колхоз. И колхоз считал, что вся вода, которая разлилась от берега до горизонта и все что ловится в ней принадлежит ему, колхозу, и раз у него нет конкурентов, то можно было монопольно устанавливать любые цены. Весь остальной лов считался браконьерством. Это были рыбаки, которые не губили рыбу, а ловили ее сами по себе, что преследовалось государством.
Между колхозниками и браконьерами, если они не трогали колхозные сети,
царил мир. Случалась взaимовыpучкa. Например, близился конец квартала,
колхозный бригадир считал улов за три месяца и видел, что план 'горит".
Не по его вине. Не было рыбы. Море и улов не управляемы. Или погода не
так сложилась как в прошлые годы, или план дали завышенный. Что делать
бригадиру? Он просил знакомого браконьера, дай рыбы в долг , потом,
после первого числа, я тебе такой же рыбой и верну, а сейчас мы сдадим
твою и свою, выполним план и я получу премию. Браконьеру не пристало
ссориться с колхозными рыбаками и он соглашался. План любой ценой, чтобы
и начальство бьшо довольно и себе немного сверхплановой рыбы взять бы
можно было.
Порядки были такие, что только в случае выполнения плана рыбак имел право выписать себе по квитанции "для личного потребления" не более двух десятков килограмм рыбы за квартал. Им же самим, замечу, пойманной рыбы. Что он взял без квитанции считалось хищением. Иметь в качестве заработка рыбу, а не зарплату в рублях, очень много значило для рыбаков. Рыба была как валюта, ей можно было рассчитываться за что угодно и почти с кем угодно.
А если приходил конец квартала и план даже с помощью браконьеров не выполняла. Тогда и премий не было, и заработок никудышный. И нельзя было выписать рыбы на личное потребление, чтобы дома хотя бы суп детям сварить.
В один такой тусклый день после paбoты бригадир положил в портфель судака и направился ехать домой. За воротами колхозного участка его остановил офицер милиции, предъявил удостоверение и вежливо спросил: "Рыбу несешь? Открой портфель?". Протокол составили на один килоrpaмм рыбы. Как мелкому несуну бригадиру присудили штраф тридцать рублей, на правлении колхоза отчитьшали на pазныe лады. И все потому, что не было плана. Но какой план можно требовать у моря? Мне вспоминается приезд колхозного парторга на причал. Он видит рыбаков зaнятых хозяйственными делами и первое, о чем спрашивает с командным металлом в голосе: "Почему сегодня в море не пошли?". Ему говорят: "Нет рыбы."
Bглядывaяcь в морскую даль он сомнительно замечает:
- Вода есть, а рыбы нет?
- Да одна колюшка то и ловится, чего зря спины ломать, убеждает его бригадир. Заработок за нее самый минимальный и ловить ее только свое здоровье тратить зря, а колхозу польза для отчета по общему валу вылова.
Ты мне не рассуждай, - орет парторг. - Ты мне хоть говна поймай, не твое дело, я потом разберусь, кто виноват, ты, или море, что вы одной колюшкой план закрыли.
О чем с таким человеком можно было нормально разговаривать. Бывший подполковник он искренне считал, что неплохо yстроился на гражданке и правильно несет службу. Под его, "под фуражку", разумению, есть рыба в сетях, нет ли ее, рыбаки должны были каждый день ходить в море. Пусть они попусту восемь часов качаются на волнах, плюют в воду, проклинают его, но он их "накачал", провел воспитательную работу , за что достоин премии в любом случае, наловят они рыбы или нет .
Более интересная тема, это присутствующие в рыбацком деле батрака.. Таковыми называют тех, кого рыбаки берут на работу на неделю, другую. Расплачиваются с батраками каждый день рыбой или, реже деньгами, а если нет улова, то просто накормят, напоят, пообещают дать рыбы потом. Батрак не защищен ни как. В одну из весенних путин, в nepвых числах мая, бригада вышла в море ставить сети. В лодке был батрак. Все с вечера сильно выпили по поводу начала путины. Рыбаки народ-то привычный, а батрак свалился с похмелья в воду. Вода, понятно, холодная, только-только лед сошел. Пока лодку разворачивали, его вытаскивали, то да се, мужик и помер, привезли на берег труп. Смерть человека дело нешуточное, уголовное, можно сказать. Поехали к его жене, дали денег, туда сюда, экспертиза установила остановку сердца, похоронили, вообщем, обошлось вроде, замяли. При Советской власти батраков разгоняли, но не надолго. Ведь все в море делалось вручную, а людские силы не безграничны. В бригаде, как правило, человек шесть. В хороший день улов корюшки и салаки бывает по двадцать с лишним тонн на бригаду , нетрудно подсчитать по сколько приходится на одного; и эту цифру умножить минимум на три, потому что рыбу сначала надо переваливать из заколов в лодки, потом затарить в ящики, потом в ящиках поднять ее на берег, а с причала отправить в склад, и все руками, спинами, без механизмов, в любую погоду. Когда в Ceстроpeцкe корюшка подходила к берегу и много, без батраков не могли обойтись. Начальство закрывало глаза. Бригадир набирал бомжей, они вкалывали с утра до вечера, а потом начальство получало ордена за ударный труд.
Уходили в батраки и из рыбаков. И не последние люди.
Расскажу..
Он был рыбак милостью Божьей. Окончил после школы рыбацкую мореходку, ходил в Атлантику тралмайстером. Отличные характеристики, член партии, и колхоз сманил его. Через год поставили бригадиром. Начали ловить при нем неплохо, даже, можно сказать, хорошо. Но следующий год выдался неудачным. и следующий год опять таким же. В море это бывает, как и у крестьян в поле. Помните, как в сводках ЦСУ сообщалось, мол, из последних пяти лет тpи были нeypoжaйными. Когда и на тpетий год видно стало, что бригада не выполнит план, парня просто затюкали. Что не неделя - вызывают на правление, что не месяц склоняют на собрании. Заработка у бригады нет , начальство подозревает , что улов частично бригада реализует насторону. Начали за ним следить пуще прежнего. Парень покручинился, подумал, подал заявление на увольнение, устроился в котельную работать. Зарплата у кочегара была больше, чем в колхозе. К тому же сутки топишь, тpoe выходной. Но, как говорится, кому у моря суждено, тому у моря оставаться. Прошли зима, пришло время ставить заколы на путину. А ведь тут надо знать глубины, куда какой якорь бросить, за какую веревку тянуть, да и силушка тpебyетcя немалая. Позвала бригада парня помогать. Бaтpакoм. Раз, второй. и начал он ходить в море три дня, на четвертый в котельную.
Помню, в одну весну , когда он
уже был не колхозник, вышли мы поднимать невод. Новый бригадир,
прихлебала из друзей зампредседателя, орал на рыбаков как на олухов,
никто не соображал за что хвататься, что тянуть, ведь чтобы руководить,
тpeбyетcя и талант и уверенность в себе. Глядя на эту неразбериху, стоя
рядом со мной, парень посожалел в полголоса: "Лидера нет , лидера." и в
этих словах было больше боли не за свою судьбу, с ней то он справился, а
за то, что рутина той жизни выдвигала наверх скотов, отодвигая
личностей.
И в тот день или другой, привезли мы с моря очень много салаки. И сгояла жара, какая бывает только в последних числах мая. Солнце в зените палило нашу рыбу. В складе уже не было места для нее, под навесом все было засгавлено уловом других бригад, а наш стоял на пирсе в жужжащем облаке мух. Салака портилась на глазах. Спрашивали рыбаки друг друга: "Что будем делать? Пропадает улов." А парень зло матерился, восклицая:
" А что я могу сделать ? я только батрак." И новый бригадир, брызгая слюной, пытался дозвониться не то до председателя, не то до обкома партии. И, видя, как с понурыми головами сидят на ящиках ycталыe рыбаки, недоуменно взирая на эту суету , клялся: "Не пропадут наши деньги" и что Сам /!/ велел только что прислать сюда сейчас же два рефрежиратора, чтобы вывезти улов. Но все в это мало верили, потому что было воскресенье.
Рефрежираторы, все правильно, пришли только в понедельник, увезли
подпорченную рыбу в город, там ее направили в магазины и, опять же
чистая правда, ее охотно раскупили.