Этот материал предназначен для историко-краеведческого сборника по Выборгскому району Ленинградской области, который должен выйти в свет в апреле 2008 г.
Статья будет иллюстрирована картами и фотографиями.

ПОГРАНИЧНЫЕ ДЕРЕВНИ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ВОСПОМИНАНИЙ СТАРОЖИЛОВ

         Деревни, о которых пойдет речь, занимали пограничное положение в течение четырех веков вплоть до начала советско-финляндской войны 1939-1940 гг. О советском периоде их истории говорить не приходится, ибо время это ознаменовалось полным уничтожением всех малых деревень или превращению их в сельскохозяйственные и дачные поселения современного типа.
         В рамках данной статьи я затрону лишь наиболее интересные моменты из истории этих бывших деревень, связанных главным образом с пограничными инцидентами и военными действиями.

Деревня ЙОУТСЕЛЬКЯ (ныне Симагино)

         Одной из самых крупных деревень финского приграничья являлась Йоутселькя, о которой история упоминает в 1555 году в связи со знаменитой Йоутсельской битвой, когда малочисленному шведо-финляндскому гарнизону удалось разгромить головную колонну русских войск, следовавших на Выборг. Население Йоутселькя довольно часто менялось именно из-за частых войн, вспыхивавших на русско-шведской границе. В 1594 г. только два из 36 дворов деревни имели постоянных жителей, а 22 хозяйства были сожжены дотла.          Столбовский мир 1617 г. надолго положил конец пограничным распрям, отодвинув рубежи с Россией далеко на юг. Осенью 1703 года 11 тысяч шведских солдат прошли маршем под проливным дождем через деревню, потребовав от населения провианта, крова и ремонта разбитых дорог. В том же году их сменили русские войска. Так Великая Северная война вновь заставила жителей Йоутселькя бежать в леса, иные попадали в плен либо погибали. Даже спустя 13 лет после окончания боевых действий на Карельском перешейке деревня выглядела весьма плачевно: из 24 хозяйств только три были способны платить налоги. К 1727 г. к ним прибавились еще два, остальные исчезли, запустели и заросли лесом или никак не использовались. Тем не менее в конфирмационных книгах тогда значились 44 семьи, 12 самостоятельных крестьян и 14 батраков.
         Длительный мирный период сопровождался ростом численности населения деревни и увеличением числа хозяйств. В 1812 г. граница Великого княжества Финляндского была восстановлена по реке Сестре, и формально деревне вернулся пограничный статус. В XIX в. и в начале XX века развивающаяся столица России оказывала сильное влияние на жизнь окрестностей. Путь до Санкт-Петербурга составлял около полусотни километров, что обеспечивало доставку свежих продуктов на столичные рынки. Граница была тогда достаточно прозрачной и вполне открытой для торговли легализованными товарами.                   Положение резко изменилось в конце 1917 г., когда Финляндия провозгласила независимость, и советское правительство России признало этот факт. Но непроницаемой она становилась постепенно, по мере того как укреплялся режим ее охраны. После победы белого движения в Финляндии в мае 1918 г. пограничную службу несли войсковые подразделения, которые позднее сменили кадровые пограничники. Наряду с ними там же работала и таможенная полиция. По воспоминаниям прежних жителей в тот период происходило много инцидентов, связанных с нелегальными переходами границы перебежчиками с обеих сторон.

Деревня МУСТАПОХЪЯ

         Чаще всего контрабандисты и перебежчики использовали окно в районе деревни Мустапохья, которая в отличие от соседних деревень Йоутселькя и Таммиселькя была окружена густыми лесами.
         Однажды военный патруль в составе фельдфебеля и двух солдат задержал трех русских перебежчиков, вероятно членов одной семьи. Патруль расстрелял этих людей и завладел их имуществом.
         Преступление, однако, вскоре раскрылось. Фельдфебель застрелился. Солдаты на дознании ссылались на приказ фельдфебеля и рассказали что имущество перебежчиков он скрыл у себя, и они ничего не знали о его местонахождении.
         Солдаты были осуждены, но не понесли тяжелого наказания, поскольку суд учел смягчающее обстоятельство в виде действия по приказу командира. Но через некоторое время по приходу поползли слухи, что имущество расстрелянных найдено и среди прочего там были очень ценные вещи. Свидетельством тому выступала одна странная история, которую поведал житель деревни Мустапохъя Тапио Хоппонен:

         «В одном из хозяйств деревни Мустапохъя прогнил пол в риге. Следовало заменить часть балок и поправить один из опорных камней фундамента. За работу взялся сам хозяин и его наемный работник. Вначале они работали во внутреннем помещении риги, но затем хозяин приказал работнику сходить посмотреть, что можно было бы сделать с наклонившимся камнем. Может быть туда можно следовало подложить клиньев. Работник сделал как ему приказали и полез под ригу. Приблизившись к опорному камню, он увидел за ним нечто странное, похожее на мешок. Одновременно его руки наткнулись на лежащие на земле круглые предметы. Ощупав их, работник решил, что они металлические, но поскольку под полом было темно и вещи были в мешковине, то он не смог определить что там было точно. Тогда он вылез наружу и доложил о своей находке хозяину. Тот тотчас же полез выяснять что же там лежит, и вскоре сказал, что обнаружил в мешке только старые оловянные тарелки, которые большой ценности не представляли. Затем хозяин сказал, что уже пора идти обедать. Они пошли к столу, после обеда хозяин сказал работнику, что все работы на сегодня уже закончены и продолжатся лишь с завтрашнего утра ремонтом пола.
На следующий день работник снова полез под пол, но за опорным камнем он не обнаружил ничего особенного. Вскоре соседи стали замечать происходящие изменения в том хозяйстве. Особенно их удивлял быстрый рост благосостояния хозяина. Тот купил дополнительные участки земли и сельхозтехнику, построил новые, а также подремонтировал старые здания. В хозяйстве прибавилось коров и лошадей. Причем леса тот хозяин не продавал, отчего соседи и удивлялись откуда же у него появились дополнительные доходы.

         Прошло несколько лет. Однажды в сельский магазин соседней деревни Таммиселькя зашел странный человек. Хозяин магазина Йоханнес Хоппонен припомнил, что видел этого человека ранее, но сразу не сообразил где и когда. Только когда тот сделал покупки и вышел из магазина хозяин вспомнил, что это был один из тех солдат, что застрелили русских перебежчиков на границе. Он вероятно отсидел свой срок и вернулся, чтобы найти место, где была спрятана добыча. Однако поискам его не суждено было увенчаться успехом».

СПИРТОВАЯ КОНТРАБАНДА

         Об этом периоде финской истории повествует Вяйнё Анттолайнен:
         «Когда в 1920-х гг. в Финляндии вступил в силу сухой закон, то наибольший размах в этих местах приняла спиртовая контрабанда. Спирт тогда поставлялся в основном с островов Финского залива. Одна из контрабандисток, Хелена из Териоки, часто привозила спирт в Мустапохъя. Ее бизнес закончился лишь с началом Зимней войны. Последним ее клиентом был сержант Оксала из 1-го Егерского батальона, квартировавший в Мустапохъя поздней осенью 1939 г. Хелена привозила ему спирт из Териоки. Даже после отмены сухого закона в 1932 г. контрабандисты продолжали конкурировать с государственной торговлей.          Конечно, таможня и полиция контролировали ситуацию, но прибыть в отдаленные места волости они не всегда успевали. В волости Кивеннапа в каждой крупной деревне имелся полицейский, всего их было около десятка. Впрочем, ходил слух, что начальник Териокской полиции брал взятки деньгами и спиртом.

         Когда в первые послереволюционные годы в Петрограде воцарился голод, а строгого пограничного режима на советской стороне еще не было, то финские крестьяне из пограничных деревень Кивеннапы продолжали возить продукты на продажу. Эту контрабандную торговля называли "кулачнической". Если финская таможенная полиция задерживала возвращавшихся с сопредельной стороны контрабандистов, то любая попытка сопротивления заканчивалась расстрелом. В деревне Мустапохъя эта участь постигла Пааво Мунне и Армаса Вилланена. Тем не менее, почти в каждом хозяйстве деревни Мустапохья по крайней мере один из членов семьи занимался контрабандой. Но когда в СССР начался сталинский террор, во время которого, редко кто осмеливался идти на ту сторону. Советские пограничники также открывали огонь на поражение, если кто-то оказывался на их стороне границы».

         Деревня Мустапохъя утратила свое пограничное положение зимой 1939 г., а в августе 1941 г. она была частично сожжена в ходе отступления советских войск. Полное и окончательное уничтожение постигло ее уже в 1950 г.

Деревня ЯЛКАЛА

         В 1918-1920 гг. в целях безопасности в приграничные районы Финляндии были переведены воинские подразделения, которые расквартировывались в том числе и в пустующих помещениях бывших русских дач деревни Ялкала и в закрывшихся санаториях. Так в 1919 г. в санатории Питкяярви разместили финских солдат Кякисалменского и Ууденмаанского полков. Штаб гарнизона расположился в даче Хейзе, а 5-я рота в даче Рихтера. Некоторые солдаты отличались дурными нравами. Они мародерствовали, крали мебель из пустых дач. Почту собирались также ограбить и вывезти из нее имущество, но хозяин соседнего дома увидел это и воспрепятствовал разбою. Подобные безобразия творились часто в той неопределенной военной ситуации, пока местная власть не восстановилась.
         Позднее гарнизон был переведен в Выборг, а здания санатория разобраны и перевезены в Выборг для новых корпусов уездной больницы.
         На краю деревни Ялкала стояла таинственная дача Фролова, в которой размещалось разведывательное бюро или так называемая «Восточная станция». Там очевидно инструктировали разведчиков и допрашивали перебежчиков.

ТРЕВОЖНАЯ ОСЕНЬ 1939

         6 октября 1939 г. в Финляндии вышел приказ о внеочередных военных сборах. Всем резервистам старших призывных возрастов, шюцкоравцам и лоттам надлежало прибыть на сборные пункты. Через пару дней пришел приказ, чтобы те лотты, у которых дома остались дети и старики, возвращались обратно для ухода за ними.
Пограничную стражу от Финского залива до Ладоги усилили, каждому пограничнику придали двух помощников, один из которых ранее служил на границе, а другой был резервистом. 3-й Егерский батальон перевели из Миккели в Кивеннапу, туда же направили и резервный батальон из Муолаа.
         Затем началась эвакуация гражданского населения. Она была вначале добровольной, но позднее население пограничных деревень расселялось уже принудительно. Людей эвакуировали главным образом в губернии Хяме и Саво, в первую очередь в Хаухо, Холлола, Лампи, Туулос, Падасйоки, под Миккели и в Йоройнен.
         Кивеннапский сборный пункт упразднили за две недели до начала войны и гарнизон перевели в школу Таммиселькя. Школа размещалось на таком высоком и открытом месте, что противоположная сторона границы и Майнила были как на ладони. Первой же ночью между школой и дворовыми строениями в целях маскировки была сделана ограда из елок.
         Из кивеннапского гарнизона сформировали три пограничные роты, в которые входили также кадровые пограничники, саперный взвод и пулеметное подразделение. Командный пункт 4-й роты расположился в школе Йоутселькя, 2-й - в Линтульском монастыре.
         О дальнейших событиях свидетельствуют приведенные ниже воспоминания очевидцев.

Рассказывает житель деревни Лавола Вяйнё Суокас:

         «Я находился на командном пункте и уже стоял на ступеньках крыльца, собираясь отправиться с поручением, когда услышал доносившийся со стороны Майнила выстрел, который напоминал звук миномета. После этого послышалось 5-10 таких же звуков через короткие промежутки времени, пока я шел по дороге к Таммиселькя. Последний прозвучал, когда я уже был на горке Таммиоя. Я, конечно, не догадывался, что это были те знаменитые "Майнильские выстрелы". Мы привыкли к различным звукам, доносившимся с противоположной стороны границы, поэтому не обращали на них особого внимания. Но вскоре начались перепалки в средствах массовой информации. Сосед обвинил в обстреле нашу сторону и заявил о разрыве договора о ненападении. Переговоры, проводившиеся в Москве, были прерваны и не привели ни к какому результату.
         Из всего этого следовало бы заключить, что у соседа были далеко не мирные намерения, и последний день ноября подтвердил наши предположения. Первые вражеские снаряды со стороны Майнилы угодили как раз в стену нашего командного пункта. К счастью, класс в то время оказался пуст и никто не пострадал. В первое мгновение возникла паника, каждый пытался в первую очередь спрятаться за противоположную стену здания.
         Позднее пограничную роту отвели через Карвала, Линтула, Тахослампи и Вяарямяки в Сумма. По дороге мы подожгли деревню Карвала. В Сумма из 4-й пограничной роты сформировали противотанковое подразделение».

Рассказ жителя деревни Йоутселькя Вилхо Пилмана:

         «Я родился 26 августа 1922 года. 6 октября 1939 г. меня призвали на военную службу. В последней декаде ноября Красная Армия провела несколько демаршей при поддержке танков вдоль самой линии границы, производя холостые выстрелы и пытаясь вызвать ответный огонь с финской стороны. Когда стало ясно, что провокация не удалась, красноармейские подразделения были отведены на прежние позиции.
26.11.1939 мы находились на учебных занятиях, маршируя с песнями во дворе Дома молодежи в Йоутселькя. По заявлению Советского Союза мы одновременно якобы обстреляли Майнилу. 29.11.1939 во дворе Дома шюцкора мы жгли документы гражданских ведомств. Вечером мы погрузили вещи в сани и отправили их в сторону села Кивеннапа.
30.11.1939 среди ночи 3-ю роту 3-го пехотного полка по тревоге перебросили на позиции в Яппиля, но до рассвета вернули назад, разместив ее в Доме шюцкора. Ровно в 7.00 русские начали массированный артобстрел по всей линии границы. Балтийский флот, стоявший в Кронштадте, а также все русские форты обстреливали Териоки. Шюцкоровцы в это время готовились к завтраку в Доме шюцкора. 3-ю роту 3-го пехотного полка сразу одели в маскхалаты и отправили отражать атаки противника. Вражеские снаряды долетали почти до села Кивеннапа.
         Нам, старым и молодым шюцкоровцам, местный начальник Вильями Вейялайнен приказал следовать к месту расположения в дом Бистера, находившийся напротив почты, подготовить все имущество к отправке и ждать транспорта до Кивеннапы. Лошадей запрягли в сани и два шюцкоровца отправились с ними в село. У меня был велосипед, и я получил приказ следовать на нем до Кивеннапы. Деревенский полицейский Вики Хоппаниа тоже был шюцкоровцем, он получил приказ сжечь оставшиеся дома. Я еще успел позвонить с почты своему брату Аарне Пилману на заставу Мустапохъя, где он был командирои заставы. Брат подтвердил, что началась война и мне было слышно разрывы снарядов возле заставы.
         Вместе с молодым сослуживцем мы закидали бумагу и картон в угол почтового помещения, кинули туда горящую керосиновую лампу. Языки пламени заплясали по комнате, но дверь, закрытая нами, не дала огню распространится, и он задохнулся в дыму. В этом я убедился уже оказавшись в Йоутселька летом 1943 г., когда увидел что здание почты стоит на своем месте. Дом Бистера, где мы размещались, поджег Тенхо Сокка, поставив на граммофон пластинку Хилма Савонмаа. Уходя, он услышал звуки ее голоса.
         Я отправился на велосипеде в Кивеннапу. Несколько раз я успевал свалиться в канаву, чтобы уберечься от осколков разрывавшихся снарядов. Местами ехать по снегу было невозможно, и мне приходилось вести велосипед в руках. Пройдя так примерно с километр, меня догнал шюцкоровский грузовик, который был полон лотами, солдатами и имуществом. Пожалел ли меня водитель или по какой другой причине он остановил машину и предложил довезти при условии оставить велосипед на дороге. В тех условиях пришлось так и сделать.
         Под седлом моего велосипеда была закреплена табличка с моим именем и адресом Териоки-Йоутселькя. После Зимней войны вышло так, что меня известили, что мой велосипед находится в Лаппеенранта. Он был доставлен туда егерями 3-й роты 3-го пехотного полка. Велосипед сдали государству, известив меня, что я смогу получить за него компенсацию.
         Пока мы ехали к Кивеннапе, русские постоянно обстреливали местность. Взгляды не могли оторваться от родных деревень. Со стороны границы доносилась сильная канонада и расширялось зарево пожаров. Когда мы подъехали к горе Раутакорпи, то на краю деревни заметили подразделения резервистов с тяжелым вооружением на позициях. Путь наш продолжался в сторону Кивеннапы. В Тирттула гражданское население еще не было эвакуировано. Одна хозяйка, проходя к коровнику, удивленно говорила: "Что же неужели война началась, раз так сильно пушки стреляют?"
         Вражеские снаряды не достигали центра села, но в аптеку было прямое попадание. Из Кивеннапы шюцкоровцы были переправлены вначале в Выборг, а оттуда в тот же день в Тали, где разместились в Доме шюцкора. В Тали они занимались эвакуацией запасов зерна. Во время Зимней войны в Кавантсаари проходила караульная служба, обучение и разведслужба».

Рассказ жителя деревни Хаапала Унто Саволайнена:

         «Во время YH я был молодым добровольцем и выполнял курьерские поручения териокской шюцкоровской организации в деревне Хаапала. В предчувствии кризиса деревенскому шюцкору приказали вечером 5 ноября усилить пограничную заставу Сомерико и встать на охрану границы. Погранзастава и казарма размещались почти у берега Раяйоки, под крутым склоном холма Сомерико. Из-за серьезности общей обстановки посчитали необходимым перенести заставу из-под вражеских прицелов в находившийся немного подалее дом Костиайнена, относившийся к деревне Хаапала.
         Подразделение деревенских шюцкоровцев и лотт работало на строительсте укреплений в Сумме. Работы там закончились и люди вернулись на границу выполнять возложенные на них задачи во время YH. На обеспечении войск работали четыре молодых лотты.
         10 октября было объявлено время YH, внеочередные военные сборы и общая мобилизация. Начали свою работу призывные комиссии, на работы были привлечены и гражданские лица. Лошади с упряжью и повозки должны были быть направлены на оборонительные работы. Домашний скот из деревни Хаапала отвезли в Уусикиркко, а позднее в Вилкъярви волости Лаппе.
         15 октября пришел запрет на пребывание гражданского населения в деревне, за исключением тех, у которых было разрешение на работу в период кризиса. Крестьяне отвозили тюки с поклажей на ст. Келломяки и отправляли их на поездах далее в Хейнола.
26 ноября прозвучали первые выстрелы будущей войны в Майнила, а 30 числа Красная Армия перешла границу».

Деревня ЯЛКАЛА в период 1941-1944 гг.

         Осенью 1941 г. берега Питкяярви вновь заняли финские армейские части. Там были построены бараки и размещен центр военной подготовки.
Для лошадей была организована ветлечебница в больших кирпичных резервуарах очистных сооружений.
         В деревне Ялкала на территории бывшей «Здравницы» в период войны-продолжения 1943-1944 гг. находился полевой госпиталь, где медицинскую помощь в случае необходимости получали и гражданские лица. Кроме того, на этой территории располагался барачный поселок (или небольшой гарнизон), куда постоянно отправляли по одному батальону с передовой на отдых. Здесь нес службу полк Валлила и 200-й пехотный полк (т.н. «Финские парни»), который состоял из эстонских добровольцев в количестве около 300 бойцов. Они сражались на стороне Финляндии и ранее, во время Зимней войны. Одним из важных мест их обучения стал лагерь в Ялкала на берегу Каукъярви. В красивом сосновом бору были построены бараки и прочие здания.
         История создания этого подразделения такова: 30 мая 1943 г. с передовой в Раяйоки на отдых в Ялкала был переведен батальон Валлила (III-й батальон 47-го пехотного полка). В его рядах уже тогда были эстонцы - три офицера, 31 младших офицера и 217 солдат. К концу мая прибыло почти две сотни новобранцев. Командир батальона, сын сестры маршала Маннергейма, майор Клаус Грипенберг пригласил всех эстонцев под свои знамена.
Началась тяжелая учеба. Майор Грипенберг хотел сделать из батальона образцовое подразделение. Уже 8 июня в Ялкала прибыл командир 18 дивизии генерал-майор Паяри. Батальон был построен на плацу, генерал на белой лошади проехал перед рядами и взял слово. Он благодарил солдат за ратную службу, а также отметил эстонских молодых добровольцев, влившихся в ряды финской армии.
         В свободное время эстонцы построили в Ялкала летний театр, используя подходящий природный рельеф. Его открытие приурочили к большому эстонскому празднику - Дню Победы 23 июня, который стал одновременно днем рождения батальона. После богослужения слово предоставили выступающим. Затем запел хор. В программе были также легкоатлетические соревнования, волейбольные и баскетбольные матчи.
         В середине сентября 1943 г. обучение закончилось боевыми маневрами и батальон перевели на прежнее место на передовую возле железной дороги.
         В начале марта 1944 г. эстонцы снова пришли в лагерь. 8 февраля маршал Маннергейм издал приказ о формировании эстонского 200-го пехотного полка. В Ялкала разместили I-й батальон, часть которого составляли бойцы бывшего батальона Валлила, состоявшего преимущественно из эстонцев. Батальону пришлось опять проходить обучение, но он был уже фронтовым резервом, подчиненным Армейскому Корпусу «Перешеек».

Вспоминает писатель Рауль Куутма, почетный председатель общества эстонских ветеранов войны Финляндии:

         «Я проходил военное обучение до начала октября. Учеба новобранцев заканчивалась принятием присяги 6 декабря 1943 года в День независимости Финляндии в церкви Нурмеса. Оттуда нас отправили в Тааветти и три месяца подряд мы разбирали и собирали пулеметы, носили и возили сани-носилки. В конце мы занялись стрельбой так, что от мишеней остались лишь шесты.
         Теперь наша пулеметная рота стояла в Ялкала на плацу, большая часть состава прибыла из Тааветти и почти в каждой группе был боец из бывшего батальона Валлила. Их хотели рассеять среди нас для передачи боевого опыта. Там мы познакомились также с новыми офицерами и младшими офицерами. Командиром батальона был известный герой - кавалер креста Маннергейма майор Эеро Кивела. Командиром роты был бывший учитель, капитан Катаяйнен, хороший человек.
         На следующий день нам выдали пулеметы, лыжи и сани-носилки. Дни были плотно заполнены тренировками и длинными маршами. Мы находились теперь во фронтовой полосе, поэтому пищи всегда хватало, мышцы только крепли. Окрестные леса и дороги в Ялкала мы знали наизусть. Лучшим местом была сауна. По субботам после укороченного учебного дня мы отмывали недельную грязь. Когда лед растаял, то после сауны все бежали купаться на озеро.
         В начале апреля я заболел свинкой. Меня отправили в госпиталь в Куоккала, а оттуда отвезли в Выборг. Через 10 дней я получил больничный отпуск в Хельсинки. Нас было трое в группе, когда мы прибыли в эстонский дом отдыха на Стуренкату. Неделя пролетела быстро и мы снова высадились из поезда на платформе в Райвола 17 апреля. Шел мокрый снег и дорога раскисла, когда мы брели более 10 км в Ялкала. Мы прибыли на место насквозь промокшими и уставшими. Я отогревался до полуночи, расстелив мокрую одежду вокруг печки в бараке.
         В 22.40 снаружи раздался шум. Я побежал посмотреть что случилось, примерно в 100 метрах расположенный саперный склад был в огне. Люди выносили ящики наружу. Я вернулся в свой барак будить остальных и потом побежал обратно к горящему складу. Я находился уже в 40-50 метрах от него, как оттуда вырвалось огромное пламя и прогремел взрыв. Когда я очнулся было темно. Ближние бараки обрушились. Всю ночь мы вывозили на лошадях раненых и убитых в госпиталь 10-й дивизии в Ялкала. Убитых было 32 и раненых 64. Мы понесли потери как после тяжелого боя. Их похоронили на кладбище Малми.
         На складе были ящики с противотанковыми минами. Люди, выносившие из склада ящики, не знали о минах и хотели сделать как лучше. Отчего возник пожар так до конца и не выяснили.
         После взрыва мы построили бараки заново. Обучение сбавило темпы. Только в середине мая жизнь вернулась в свое русло. Теперь главной задачей было умение ориентироваться. В красивых лесах Каукъярви проводились соревнования и тренировки по ориентированию с полной выкладкой. Это было прекрасное время на пробуждающейся природе, мы молодые были в полном здравии. Шок от взрыва остался в прошлом.
         В начале июня русские самолеты стали делать разведывательные полеты над лагерем. Завязались воздушные бои, подбитые самолеты падали вниз. Нам рядовым ничего не сообщалось о предстоящем наступлении русских. 9 июня с передовой в Белоострове донеслась кононада, небо гудело от взрывов. Мы были еще на учениях. Утром 10-го июня наша рота получила приказ взять винтовки и отправляться из лагеря, но вскоре приказ был отменен. Мы получили боевой провиант, экипировку и отправились в сторону передовой к деревне Пуллинен. Навстречу нам шли раненые и контуженые солдаты. Штурмовики налетали периодически, по дороге невозможно было двигаться.
         Деревня Пуллинен была уже частично занята противником, там шли многочасовые бои. Я был пулеметчиком. Позиций практически не было. Хорошо помню, как трудно было приподнять голову на полметра, чтобы прицелиться и выстрелить. У вражеской пехоты было огневое прикрытие, всю местность обстреливали минометы. Вечером мы получили приказ отходить в сторону Пухтула. На позиции у перекрестка на Териоки мы стояли до утра. Бараки в Ялкала были уже сожжены. Там сгорели все личные вещи и одежда.
         11-го июня продолжалось сдерживание противника и наше отступление. Мы бежали через горящий железнодорожный мост у Райвола. Местом сбора батальона была теперь деревня Ваммелъярви. 20 июня мы уже были на позициях на берегу залива напротив Выборга. Они уже никогда не перешли врагу».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

         Вышеизложенные воспоминания ветеранов и старожилов пограничных деревень представлены на сайте http://www.joutselka.net, в котором содержится информация буквально по каждой семье. Перевод с финского выполнен автором статьи. Надеюсь, что столь детальное описание событий дополнило общую картину происходившего в этих местах на протяжении первой половины XX века.

Составитель статьи и переводчик Е. Балашов © январь 2008г.