Е.А.Балашов.
Разоблачение мифов в исторической науке средствами краеведения.
(доклад на конференции Географического общества)

         Возможно, специалистам, связанным с научной деятельностью, покажется странным, как можно средствами краеведения, которое в чистом виде наукой не является, корректировать такую научную дисциплину, как история. Тем не менее, если использовать в краеведении методы научного познания, эта задача становится выполнимой. На мой взгляд, на стадии получения информации кабинетный историк от краеведа отличается тем, что работает исключительно с документами в пределах архивов и библиотек. Краевед же исходит из изучения местности, результаты которого в дальнейшем соотносятся с информацией, получаемой из письменных источников. Кабинетный историк должен прекрасно разбираться в источниковедении, чтобы уметь отличать вымысел от факта. В этом смысле краеведу легче производить верификацию, поскольку он опирается на реальные артефакты, а не на их описания. Ввиду ограниченного регламента я рассмотрю лишь один пример, связанный с историей фортификации Карельского перешейка.
         На международной исторической конференции, состоявшейся в музее "Ялкала" в июле этого года, один уважаемый докладчик, профессор кафедры истории СПб государственного университета, в своем докладе о подготовке Финляндии к войне с СССР изволил привести данные, почерпнутые им из источников 70-летней давности, опираясь на которые, он утверждал, что советские войска на Карельском перешейке захватили 356 ДОТов. Данные эти фигурируют в книге Бои в Финляндии. ОГИЗ. 1941., куда перекочевали из отчета генерал-майора А.Ф. Хренова товарищу И.В. Сталину. Отчет тот был составлен таким образом, чтобы подтвердить оправдания товарища Мерецкова относительно неудач Красной Армии в декабрьском наступлении на Карельском перешейке. "Хреновский" миф оказался настолько стойким, что пережил и своего создателя, и своего адресата.
         В результате многочисленных экспедиций на местность, а также работы в финских архивах с картографическими материалами нам удалось установить точное число долговременных сооружений на Карельском перешейке, возведенных финнами до 1940 г. В их числе 165 ДОТов, из которых даже не все были захвачены частями РККА. На таблице красным цветом обозначены те сооружения, которые были действительно захвачены в ходе боев, а зеленым - те, что находились в руках финнов вплоть до окончания боевых действий . Информация эта была опубликована в специальном издании два года тому назад, однако, видимо, еще не дошла до коллег-историков из Университета, либо дошла, но не вызвала доверия. Таким образом, можно констатировать, что доказательство псевдонаучности не является гарантией ввода аргумента в научный оборот по крайней мере в отечественной истории. Но это уже не есть проблема краеведения.
         Другим мифом, встречающимся несколько реже в выступлениях научной и околонаучной публики, является утверждение об участие в строительстве укреплений на Карельском перешейке в период с 1920 по 1940 г. немецких специалистов. Оно основывается на ряде публикаций послевоенного периода, в частности на монографии А.И. Готовцева. Детальный анализ конструктивных особенностей огневых сооружений и убежищ привел к выводу, что аналогами их могли выступать фортификационные объекты Франции, Бельгии и России, но никак не Германии. В финской историографии, касающейся строительства главной оборонительной полосы на Карельском перешейке, также не упоминается об участии немецких специалистов.
         Все вышеизложенное наводит на мысль, что мифотворчеством занимались советские специалисты ГлавПУРа, распространявшие ложные сведения через средства пропаганды. К их же произведениям можно отнести миф о финских кукушках, миф о зверствах гитлеровских захватчиков на Карельском перешейке, миф о многочисленных дачах Маннергейма, миф о так называемых разведшколах. Ни одна из этих умозрительных версий не нашла реального подтверждения ни в документах, ни в достоверных источниках. В книге «Граница и люди. Воспоминания советских переселенцев Северного Приладожья и Карельского перешейка», выпущенной издательством Европейского университета в Санкт-Петербурге в 2005 г., изложены аналогичные мифы, характерные для населения довольно обширной территории, никак не связанного коммуникативными каналами.          Это обстоятельство порождает предположение, что ложная информация была вброшена на вербальном уровне через административно-управленческий аппарат на местах в целях идеологической обработки. К сожалению, для доказательства этой гипотезы средств краеведения явно недостаточно, а научному анализу препятствует ограничение допуска к архивным материалам силовых ведомств. Остается надеяться на элемент случайности, который в краеведении встречается чаще, нежели в официальной исторической науке.

Евгений Балашов. © декабрь 2011