Мустамяки-Горьковское

[Osbourne]

По книге Расимусу принадлежало 8 домов. Этот девятый и он числится за ипотечным обществом. Может быть, к 1939 году там уже не было магазина? А старожилы уверенно опознают?

[Osbourne]

Школа в Мустамяках. Бывший магазин Янне Раутио. Учителем был Кауко Хаверинен, жил в школьном здании с женой Сирккой и детьми.



Находилась здесь: http://www.karjalankartat.fi/?language= ... 0%BB%D0%B0
Или иначе здесь: http://wikimapia.org/#lang=ru&lat=60.29 ... &z=19&m=ys

Вот магазин Янне Раутио:

1913.JPG (125.18 КБ) 2052 просмотра

Видно, что оочень перестроен. А вот сам Раутио:

1926.JPG (90.4 КБ) 2052 просмотра

[Osbourne]

Ещё некоторые мустамякские лица.

Карл Энберг считается наиболее известным учителем в школе Сюкияля. 24 августа 1921 ему было 60 лет.

1921.JPG (41.84 КБ) 2046 просмотров

Вилле Антинп. Маннонен (31.03.1889 - 29.11.1924).

1925.JPG (61.16 КБ) 2046 просмотров

Рано умер от воспаления легких. Жена (27.09.1908) - Алиина Лемпияйнен из Ритарилы. Пятеро детей. Жили в Неуволе вот здесь: https://www.karjalankartat.fi/?language ... 1%81%D1%8C Уважаемый харве говорил нам, что это дом Солодовых.





Ну и наконец - Тахво Ристонп. Расимус, хозяин двух магазинов и восьми домов, обсуждавшийся чуть выше.

1928.JPG (55.88 КБ) 2046 просмотров

Родился 04.12.1880 в Яппиля (Уусикиркко), умер в 07.01.1942 в Тампере от рака. Жена - Анна Антталайнен (1882 - 1983), четверо детей. Проживал здесь: https://www.karjalankartat.fi/?language ... 1%81%D1%8C

434932706-ws.jpg (26.27 КБ) 2046 просмотров

[Корвенкюля]

Доброе утро.
Если говорить о семье Раутио.
Такого персонажа как Янне Раутио найти не удалось.
Мартти Антинп.Раутио (1842-1891), купец, землевладелец. 1-я жена Мария Кохо (1837-?), в 1885г. "развод по блудодеянию"; 2-й женой в 1887г. стала Катрина Пуустинен (1848-?) из СПб.
Сыновья от 1-й жены Антти и Пекка унаследовали дело и землю. А это практически все участки и дома от станции в сторону Куутерселькя.
Так что на фото с торговым домом А.Й.Раутио все дома в кадре по обеим сторонам дороги - в семье.

Пиетари-Мартти Мартинп. Раутио (1869-1903) купец, владел здесь большими участками, женат,
сын Юрьё-Габриэль Пиетаринп. Раутио (1901-?), и 6 дочерей.

Усатый купец с фотографии - Антти-Юхо Мартинп. Раутио (1867-1933 Сюкияля), купец, отошел от дел, деятель муниципалитета.
В 1891г. в СПб его женой стала Анна-Мария Карловна Ватке (1862-1925 Сюкияля). Похоже, детей не было.

Участок, на котором предположительно находилась школа, принадлежал не Антти, а Пиетари Раутио.
Все торговые дома братьев могли быть похожи, со сходной столяркой.
Поэтому здание школы может быть и другим домом братьев Раутио, а не магазином А.Й.Раутио с фото.

[Osbourne]

здание школы может быть и другим домом братьев Раутио, а не магазином А.Й.Раутио с фото.

Доброе утро. Согласен. Да и маловероятно, чтобы его перестраивали таким образом. Но, все же это был какой-то магазин. "Янне" Раутио называют на kanneljarvi.fi - "Mustanmäen kansakoulu, joka oli entinen Janne Raution kauppatalo".

[Osbourne]

В книге "Уусикиркко" написано, что Нюландер была русской. И, если я правильно понял, когда была эвакуация в 1939 году, ее не взяли с собой.

У Балашова и у Андрея Сырова написано, что Анастасия Нюландер отказалась уходить в эвакуацию и осталась. О дальнейшей ее судьбе ничего не известно.

Еще одним русским жителем нашей деревни была вдова, Анастасия Нюландер, которая жила одна на своей вилле (дом Бадичкина). Она была очень искусной швеёй. Когда жители деревни в 1939 году убегали от войны, госпожа Нюландер тихо скончалась в своем доме.

По словам бывшего заведующего домом престарелых, организованного в Терийоках в 1940 году, добрейшую госпожу Нюландер привезли в этот самый дом престарелых. Ей было 65 лет, то есть она 1875 года. Так что, не скончалась.

https://terijoki.spb.ru/trk_terra.php?item=131&p=3

[Борис Шуйский]

Добрый день, друзья! Присоединяюсь в обсуждению на форуме, и сразу прошу помощи.
При разборе ветхого дома в Горьковском были найдены фотографии и книги, принадлежавшие некоему Руссанову-Старосевильскому, судя по экслибрису на книгах. Есть ли у кого-нибудь сведения о человеке с такой фамилией? Может быть, в обсуждениях уже что-то про него?

[Osbourne]

По ссылкам на антикварные сайты, где продается одна из книг с таким экслибрисом - Сергей Дмитриевич Руссанов Старосевильский - горный инженер. Печать экслибриса в новой орфографии, то есть этот человек жил и работал после 1917 года. Книги и фотографии могли попасть в Горьковское уже после войны. Более никакой информации пока не нашел. Если известно где стоял дом, может быть уважаемый харве подскажет, кто там жил в советское время.

[харве]

Ответить навскидку не смогу,а вот пару новостей сообщу.
ПЕРВАЯ НОВОСТЬ
Частично опубликованные ранее записки принадлежат племяннику М.Ф.Андреевой , Евгению Кякшту.
Кякшт Евгений Георгиевич,1894 - 1956,актер, переводчик, театральный деятель.
Родился в семье артиста балета Георга Кякшта и актрисы Александринского театра Надежды Юрковской.
Племянник актрисы Марии Федоровны Андреевой, который после смерти матери (в 1897 году) воспитывался в её семье.
В годы Первой мировой войны унтер-офицер 18-й саперного батальона . Произведен в прапорщики инженерных войск 1.07.1914г. Пожалован за отличия в делах против неприятеля. После революции служит в армии Скоропадского.
В 1925 году - актер театра Сабурова "Пассаж" в Ленинграде.
В 1930 актер БДТ.

5iuIUV4WuXw.jpg (81.44 КБ) 1688 просмотров

ГОрький, Кякшт ,Шаляпин в Мустамяках 1914 г.

Кякшт в записках ,относящихся к 1914 году, рассказывает о пребывании М.Горького в Мустамяках и вычерчивает схему дома Критов и "кроки" его окрестностей
«В Мустамяках Горького ждали с кучером Пекко.» - вспоминает Евгений Кякшт: « Пока длилась церемония переодевания Алексея Максимовича в тёплое, привезший нас поезд ушел, и немногие пассажиры, прибывшие с ним, разъехались. Поэтому особенно бросился в глаза одинокий мужчина, севший в сани поджидавшего его извозчика только тогда, когда стали рассаживаться мы. Когда наши трое саней двинулись к переезду этот пассажир пристроился к хвосту нашего кортежа. « Ну вот я и на родине! – сказал Алексей Максимович, посадивший меня в одни сани с собой. – Вот я еду под надёжной охраной солдата ( Е.Кякшт числился вольноопределяющимся) , а сзади едет переодетый городовой».
Читаем далее : ( в тексте имеются сокращения -А.М-ч -Горький, Е.Ф. - Екатерина Фёдоровна Крит)

[харве]

ВТОРАЯ НОВОСТЬ.
Потомок писателя Михаил Александрович Чириков сообщает.
«У нас в архиве есть письмо Юки Маннонена от 7 апреля 1922 года Чирикову из Нейволы в Прагу. Сообщение о целости и сохранности дачи ЕНЧ и о возможности приехать писателю в Нейволу, имея финскую визу.
Отправлено с жд ст. Мустамяки. Юка Маннонен был смотрителем дачи Чирикова после отъезда. Не имея возможности приехать, Чириков дает указание Маннонену продать дачу.»
Где-то здесь. Будем искать...

[Osbourne]

Мы ведь ранее выяснили, что дача Чирикова была на участке Пааво Маннонена - #6 на финской карте, #4-6 "Каунола" по журналу межевания. Место понятно, но там было несколько построек, и где конкретно стоял дом писателя боюсь уже не определить.

[харве]

надеюсь на потомков,надо бы определить...

[Osbourne]

Надо опрашивать местных - где стоял этот дом. Место примерно понятно, радиус небольшой.

[abravo]

Последнее (или одно из последних) письмо Леонида Андреева.

Л.Н. Андреев — В.Л. Бурцеву
[Нейвала], 9 сентября 1919 года
(через два дня Леонида Николаевича не стало)
ГАРФ, ф. 3802, on. 1, д. 76, л 6—6 об, —Машинопись. Подлинник.

"Дорогой друг, милый Владимир Львович!

Был я в Гельсингфорсе, видел там Вашего посланца, видел много людей и людишек, много говорил, еще больше слушал — и ожидания мои оправдались: для меня работы в Гельсингфорсе и вообще здесь — нет. В письме я не решаюсь говорить о том, что такое новое С [еверо]-З [апад] ное правительство, но мое отношение к нему совершенно отрицательное. Самая история возникновения его под грубым давлением извне, самочинное, вопреки декларации Колчака, признание независимости Эстонии, наконец, серенький состав при наличии таких темных пятен, как Н. Иванов, внушают большие опасения за будущее. Опять-таки не решаюсь говорить о подробностях и развивать мою мысль, но во всяком случае с ними я работать не могу, если бы даже они были способны к работе. Но и этого пока не видится. Между прочим, они предлагали портфель м[ини]стра пропаганды И. Гессену, но он отказался; меня все гельсингфорские немного боятся, как, вероятно, множество людей дружески боится Вас — Вашей прямоты и яркости. Когда я читаю Ваши великолепные, прямые и честные обличения союзников, я думаю с улыбкой: сколько заячьих сердец с ужасом читают эти строки и шепотом осуждают дерзость неукротимого Бурцева! Антанта нас кормит, Антанта может быть когда-нибудь окажет нам помощь, а он такое говорит почтенной Антанте — даже требует!
И самое печальное, что я увидел и почувствовал, это жестокая приниженность, почти нищенская поза, в какую охотно становятся многие весьма даже порядочные люди.

А я размышляю о великолепном мавзолее, который будет воздвигнут на могиле нашей дружбы с Антантою. И одним из могильных камней я положил бы слезно-отчаянную мольбу архангельцев, чтобы их не оставляли на смерть и гибель английские войска — и увод английских войск. И обо всем этом я давно написал бы в “Общее дело”, если бы не неисправность почты; а оказии, вроде недавней, редко представляются и всегда неожиданно. Вообще писать отсюда — вещь невозможная.

Таким образом, я окончательно решаю плыть в Америку, рассылаю письма, телеграммы и запросы. Пока ни [на] одно ответа не имею, но с упованием жду. Пишет мне о какой-то работе в Лондоне Н. К. Рерих, чудесный человек и мой большой друг, но в чем дело, еще не знаю. Во всяком случае по дороге в Штаты я пробуду некоторое время в Лондоне, а если будет возможность (виза), то приеду в Париж исключительно для беседы с вами и согласования действий.

Очень много хотелось бы сказать Вам, дорогой друг, но всякая цензура действует на меня гнетущим образом. Не зная, можно ли писать то и другое, я впадаю в полное недоумение. Поэтому с особым нетерпением жду минуты, когда так или иначе можно будет побеседовать свободно, без ежеминутных оглядок по сторонам. Думаю, что теперь этой минуты не так долго ждать. Между прочим, надежд на скорое взятие С[анкт]-П[етербурга] у меня нет; конечно, могут быть совершенно неожиданные случайности, но как можно учитывать случайность? Конечно, как двухголовый теленок, как всякий монструм, биологически нелепый, большевизм должен погибнуть, но когда это будет? Приспособляемость человека, особливо российского, чрезвычайно велика, растяжимость его шкуры огромна; сейчас большевики содрали и натянули эту шкуру на барабан, колотят и сзывают зевак и ослов, — но когда барабан лопнет?

А какой вид будет иметь Россия, когда уйдут большевики! Страшно подумать. Больше всего меня страшит страшная убыль в людях. С одной стороны, защищая себя, большевизм съел среди рабочих и демократии все наилучшее, сильнейшее, более других одаренное — это они в первую голову гибли и гибнут на бесчисленных фронтах в бесчисленных сражениях и кровопролитиях. И наоборот: наиболее трусливое, низкое и гнусное остается в ихнем тылу, плодится и множится и заселяет землю — это они палачествуют, крадут, цинически разрушают жизнь в самых основаниях. С другой стороны, нападая, он съел огромное количество образованных людей, умертвил их физически, уничтожил морально своей системой подкупов, прикармливания. В этом смысле Луначарский со своим лисьим хвостом страшнее и хуже всех других Дьяволов из этой свирепой своры. Он трус и чистюля, ему хочется сохранить приличный вид и как можно больше запутать людей, зная, что каждое новое “имя”, каждый профессор, ученый интеллигент или просто порядочный человек соответственно уменьшает его личную ответственность. Если даже Нерона многие одобряют за любовь к искусству, то как же ему, Луначарскому, не создать некоего “золотого века”, рая художников и режиссеров, рая, который так приятно контрастирует с черной чрезвычайкой и придает Л [уначарскому] вид исключительного джентельменства. Светлый луч в темном царстве — так, вероятно, он сам мыслит про себя, ибо кроме всего он человек пошлый и недалекий. (Вы знаете, что они и меня пробовали? — предлагали очень выгодно издать сочинения, утверждая, что “все там” и что мне нет смысла кобениться.

В России и так было безбожно мало интеллигентных, образованных людей — сколько же их осталось теперь? Действительно, страшно вообразить. Вспомнить всех этих бесчисленно расстрелянных офицеров, начальниц гимназий, попов, каких-то гласных, земцев, профессоров и прочих неведомых, их имена Господи веси. А каждый образованный человек — это как дерево, которое требует определенного времени для своего роста; сожгут у меня дачу, я в год выстрою новую, сгорит береза рядом — жди 25 лет! И когда подумать, сколько стоит (буквально) каждый образованный человек, то какой колоссальный капитал потеряла Россия в лице убитых!

Кто же выиграл в результате этого убийственного “отбора”? Черная сотня в широком смысле слова. Хищники и пресмыкающиеся, кусающие и ползающие. Мне думается, в этом кроется отчасти объяснение непонятно долгой “живучести” большевизма. А какая в связи с этой убылью в людях ждет нас реакция? Реакция неизбежная и неустранимая, ибо она будет иметь почти биологические основания — вырождение народа. Вот все говорят об Уч [редительном] собрании, а кто теперь составит его? чью волю оно выразит? И на что, в конце концов, рассчитывают европейцы, так бесконечно затягивая эту борьбу? И заметили ли европейские социалисты, что наибольший процент гибнущих приходится на долю демократии, а наименьший, ничтожный — на долю мелкой и крупной буржуазии, припасшей капиталец, наименее голодавшей и стоявшей в сторонке от непосредственной борьбы? И понимают ли они, что, готовя России эту ужасную реакцию, они сами падут жертвой ее? Чем требовать от Колчака, чтобы он клялся Учредительному, лучше бы сохранить жизнь одному образованному русскому!

Ну, разболтался. Крепко целую Вас и жму руку. По мере моего движения к Америке, буду писать Вам. Кстати, мой новый адрес: Мустамяки, дача Фальковского. Здесь, слишком близко к пограничной полосе, жить затруднительно: аэропланы бросают бомбы и проч [ие] военные неудобства. “Общее дело” всюду, куда даю, вызывает полнейшее сочувствие.

Ваш Леонид Андреев

Только что получил Вашу телеграмму. Как видите, Америка! Попробую за эти дни соорудить для “Общего дела” статейку, но не знаю. Не умею маленьких. После написания сего письма, в ночь, был налет аэропланов: чувство довольно сильное. В Ваммельсу, совсем близко от моего дома, сброшено три бомбы"

[Роман Беляков]

Сколько понимания и непонимания происходящего одновременно...